Русский джаз стал заниматься театром, когда начал
становиться не-джазом. [...]
Музыка умеет все. Но не всегда музыканту хватает музыки. В этом случае
он чувствует некую андрогинность пред-музыки, пред-театра, пред-жанра,
который когда-то был всем, и ищет утраченные компоненты. Умные искусствоведы
называют это "попыткой создания синкретических жанров". [...]
Джазмену удается по-настоящему играть, просто играя музыку - но играя
по-настоящему, он перестает быть джазменом.
Три нижеследующие истории - тому подтверждение.
История 1. ЧЕКАСИН, ТАРАСОВ И ГАНЕЛИН
[...]
История 2. ЛЕТОВ
Сергей Летов был секретным химиком. Он служил в
КБ "Энергия", разрабатывавшем "Буран" (отечественный
аналог американского "Шаттла"). А еще играл на саксофонах абсолютно
нелояльную музыку.
Новую музыку - уточнил бы Летов.
Удивительно, как ему удавалось совмещать работу на строго секретном объекте
с огромной пышной шевелюрой, плавно переходящей в такую же бороду, и самострочными
комбинезонами красного и белого цветов (Летов вообще предпочитал и предпочитает
одежду свободную, не сковывающую движений). Но вот работал же! По словам
Сергея, он был нужен КБ, вот и не брал его КГБ. Наверное, это правда.
Летов безусловно театрален - но сам, наверное, этого не осознает. Он всегда
выделяется, где бы ни находился - спокойной серьезностью, негромким голосом,
добрым и пытливым взглядом из-под толстых линз. И еще - искренним и радостным
удивлением от всего, что его окружает.
Поначалу Летов играл джаз, простой и понятный. Ему скоро надоело: скучно.
Он стал искать свою музыку и своих людей. С людьми ему повезло; с музыкой
было труднее.
Начало 80-х было странным временем, временем совмещения невозможного.
О летовской невозможности я уже говорил, но ведь одновременно с политическим
сыском существовал и ленинградский рок-клуб, а в разных ДК, помимо партийных
собраний и конференций, проходили джем-сейшены. Капитан Курехин,
уже тогда, наверное, задумавший свою "Поп-механику",
на один из таких сейшенов пригласил Летова и двух гитаристов. Это были
Гребенщиков и Цой.
Так Летов познакомился с рокерами.
Узнав рок поближе, Летов понял, что эта музыка на тот момент идеально
отвечает его стремлениям. Рок был зол, молод, гоним, харизматичен, одним
словом, давал больше творческой свободы. Рок был феноменально личностен,
персонифицирован. И все персоны были братья-сестры; сейчас и представить
себе невозможно, чтобы такие разные люди, как Майк Науменко из "Зоопарка"
и Саша Башлачев, даже были знакомы. А тогда они были друзьями...
Летов играл с "Аквариумом" [..] Много работал с "ДДТ"
и даже пел в сводном хоре на альбоме "Время". Но главной рок-группой
в творческой жизни Летова стала "ДК" Сергея Жарикова - уникальный
ансамбль, занимавшийся, как становится понятно сегодня, прикладной культурологией,
художественным исследованием низовых культур: блатной, дембельской, дворовой,
эстетикой спортивных фанатов; при этом группа была очень циничная, политически
ядовитая, наверное, даже самая оппозиционная в начале 80-х. В списке запрещенных
групп, циркулировавшем по горкомам и обкомам, "ДК" стояли на
первом месте. Летову было там безумно интересно. Вот это было подполье!
"Последние альбомы, в которых я участвовал, были по настоящему страшными",
- говорил Летов. Но "в это время перестройки рок перестал давать
то ощущение свободы, которое было в нем в начале 80-х. И наши с ним пути
разошлись".
От рока остался Курёхин, и Летов с радостью играл в его "Поп-механику".
Играл и соло, а в 1985 основал знаменитый ансамбль "Три О".
Естественно, это было трио, но и три отверстия, три духовых инструмента.
Первыми подельниками Сергея стали тубист Аркадий Кириченко и валторнист
Аркадий Шилклопер.
"Три О" было интересно прежде всего сочетанием совершенно разных
музыкантов: Кириченко начинал с рока, потом играл джаз-рок и даже диксиленд,
Шилклопер был артистом Московской филармонии. В ансамбле они представляли
соответственно традицию и мейнстрим; новой музыкой был Летов.
"Три О" было первым полноценным воплощением летовских театральных
идей, может быть, даже неосознанных - они играли на авангардных выставках,
с ними выступали поэты, к ним присоединялся и настоящий актер Александр
Филиппенко. Фаготист Саша Александров ( игравший, кстати, в "Аквариуме"
и "Звуках Му"), сменивший Шилклопера, выходил на сцену в академическом
фраке, Кириченко - в клетчатых штанах или даже в трусах, а уравновешивал
эти контрасты босой Летов в снежно-белом, нейтрально-ангельском одеянии.
Еще одна цитата из Баташова: "Еще в прошлом веке Стриндберг
назвал театр "библией нищих". Мол, живая цветная картинка, а
чтобы понял даже неграмотный, актеры произносят пояснительный текст."
В "Трех О" вместо текста - музыка. Как сказал Шилклопер, "музыкой
уже было можно, а словами еще нельзя".
"Три О" с успехом прокатились по всем авангардным мероприятиям
80-х - сначала по Союзу, потом по Европе, а потом уже и по Америке.
Потом стало можно словами.
Потом Кириченко в эту Америку уехал, и появились трубач Юрий Парфенов
и саксофонист-кларнетист Иван Волков. А потом "ТРИ О" как-то
потихоньку не стало.
Летов не пропал, не успокоился, хотя живет все так же в подмосковном поселке
Красково и появляется в Москве всегда по серьезным поводам. Поводов этих
много - то выступления с Валентиной Пономаревой, то отмечание собственного
дня рожденья в луферовском театре авторской песни "Перекресток",
то участие в антифеминистском танцевальном спектакле Саши Пепеляева...
Он стал все более активно работать в театре - на его счету спектакль Валентина
Рыжего "Москва-Петушки" в Театре на Таганке, у Александра Калягина
он играет в "Принце Гомбургском"... Без его участия не проходят
выступления "Класса Экспрессивной Пластики", ведомого Геннадием
Абрамовым в Театре Анатолия Васильева. Похоже из состояния "сам себе
театр" наш герой уходит в чисто театральную плоскость.
Может, оно и к лучшему - применять собственные музыкальные и актерские
способности там, где они и должны быть применены? Но не забудем, Летов
по сути своей не актер. В театре он - музыкант и фигурант, а в реальности
- совершенно такой же, как тот, кого "он играет", нисколько
не перевоплощаясь, хотя и ведет у того же Абрамова странный курс "Импровизация
как идея". А потом, он ведь никогда и не оставлял традиционной музыкальной
практики, все время соединяя музыку с перформансом, а в последнее время
регулярно вживую выходя с этими акциями в Интернет.
Летов вообще большой энтузиаст Сети, имеет в ней собственную страницу
(на сайте Интернет-кафе "СКРИН"), заглянув в которую, всяк может
узнать почти все о "человеке с саксофоном". Он откровенно радуется
каждой возможности сыграть что-то еще - не оттого ли в его новом проекте
трио "Люк" играют почти забытые и невостребованные музыканты
- гитарист Олег Липатов и Виталий Быков (когда-то лучший московский ситарист,
позже скрестивший гитару и ситар; инструмент, получивший название "витар"
- уникален, о нем тепло отозвался великий Джон Маклафлин)... "Люк",
по уверениям Летова, играет патологически комфортную музыку "нью-эйдж".
Последнее изобретение Летова - "Новая русская альтернатива",
куда входят и "Люк" в полном составе, и "молодняк"
Абрамова, и разные солисты - Валентина Пономарева, к примеру. Искушенные
критики фыркают: эксплуатирует, дескать, идеи Курехина, сам ничего не
придумывает... Впрочем, наплевать: художник (а Летов - безусловно художник,
хоть и не рисует картин, как его коллега, виолончелист-импровизатор Влад
Макаров), не дорожа любовию народной, веселится, как может; просьба
"не стрелять в пианиста" висит в воздухе, но Летов обладает
оружием посильней пистолета. Раструб его саксофона всегда горяч.
История 3. КУРЁХИН
[...]
Курёхин, Летов и ГТЧ - странные люди. Их игра - у каждого своя - никогда не следует общепринятым правилам. Нарушители порядка, правила они изобретают самостоятельно. Этот особый дар раньше других почувствовать и преодолеть безжизненную нормативность, господствующую в искусстве, поначалу воспринимается как глумление, как эстетический беспредел. Но со временем, несмотря на тщательно и принципиально скрываемую рефлексию, здесь становится явственным традиционно романтический тип художественного мышления, ведущей - и конструктивной особенностью которого является внутренняя ирония. Пожалуй, излишне добавлять, что такие художники, "рожденные в года глухие", предвещают разлом эпох. И когда разлом происходит, их постоянная готовность устроить миру проверку на прочность, оказывается, совпадает с требованием момента. Но это всего лишь момент. На смену ему неизбежно приходит потребность в пощечине общественному вкусу.